Край ойкумены

В крошечном графстве Дарем на севере Англии веками существовала собственная правовая система, и к общенациональному знаменателю ее удалось привести только в 1971 году!

Север — вообще особая статья. И славный Дарем обычно идет рука об руку с величаво угрюмым Нортумберлендом. Суровый пейзаж — торфяники, верещатники, скалистые отроги Пеннинских гор. Суровые люди — угловатые, неулыбчивые джорди. Следы той поры, когда Ньюкасл, столица графства, был крупнейшим в стране центром угледобычи, еще заметны повсюду. И в пейзаже, где без конца возникают заброшенные шахты и рудники (пополам с римскими развалинами), и в характере людей. Да и само слово «джорди», приставшее вроде полушутливой, полупрезрительной клички к жителям Нортумберленда, когда-то означало всего лишь особую разновидность рудничной лопаты, изобретенную Джорджем Стефенсоном. Да, кстати: джорди — еще и название местного диалекта, для большинства теперешних англичан неудобопонятного, но вместе с тем самого близкого к языку древних англосаксов. Иными словами, Англия, стоящая непосредственно у истоков!

Теперь внимание: Англия у самых ее истоков есть не что иное, как провинция. Если быть совсем точным, римская провинция. Когда-то — край ойкумены, последний предел цивилизованного мира.

В 122 году император Адриан именно с этой целью распорядился построить на территории нынешнего Нортумберленда стену от моря и до моря (длиной около 117 км.) И ее возвели всего за восемь лет. Для сравнения: Великую Китайскую стену строили больше двух тысячелетий! Впрочем, римляне меньше всего думали о настоящей крепости. Их главной задачей было именно это — обозначить границу между цивилизацией и, скажем так, диким полем. Поэтому в ход шли не только известняковые глыбы, но и обычный дерн, укрепленный досками. Через равные промежутки возводились форты. Они могли служить и как сигнальные башни, и как посты таможни: на случай, если вдруг варвары захотят войне предпочесть мирную торговлю. Соответственно, толщина каменной кладки не превышала трех метров (земляные валы были чуть шире — до семи), а в высоту стена достигала максимум пяти-шести метров. Преграда не слишком внушительная, это правда. Но тогда никто всерьез и не думал обороняться: люди просто формировали контур цивилизации, словно выкладывая из камня и дерна ее гордый римский профиль.

С распадом империи граница естественным образом начала размываться. Но вовсе не так стремительно, как того можно было бы ожидать. Гарнизоны фортов комплектовались не только из легионеров, но и из британских солдат. Большинству из которых часто некуда было податься, после того как римляне начали покидать свои владения. В результате форты (они же — сигналь-ные башни, они же — посты таможни) превратились в небольшие селения, а стражи стены — в простых обывателей: завели семьи, произвели на свет потомство. И продолжали себе жить-поживать — в буквальном смысле на краю мира. Точнее, на границе миров.

Археологические раскопки убедительно доказали, что стена Адриана была «обитаема» еще на протяжении нескольких столетий и по-настоящему пришла в запустение лишь в XII веке, когда некоторые участки окрестные жители попросту растащили для поправления своих убогих жилищ.

Разумеется, это еще не конец истории. Сохранением того, что уцелело от стены, занялся в 1830-х годах некто Джон Клейтон, молодой юрист из Ньюкасла (что весьма символично, ведь юрист — как человек, изучающий ри мское право, — тоже на свой лад охраняет границы империи). Имея некоторые средства, Клейтон не просто скупил часть земли, по которой проходила стена, но еще и сам финансировал раскопки. Увы, после его смерти наследнички пустили имущество по ветру, а стену, говорят, кто-то из них даже умудрился проиграть в карты (представьте себе проигранную в карты Великую Китайскую стену!). И только вмешательство Национального треста по защите исторических достопримечательностей спасло ситуацию.

Этот же самый трест несколько лет тому назад открыл специальную прогулочную тропу вдоль великой британской стены. Думаю, не нужно замахиваться на то, чтобы пройти ее всю целиком — это целых 134 километра (длиннее, чем сама стена). Но совершенно отказаться от прогулки — значит отказаться от путешествия вообще. Потому что даже сейчас, когда менее всего думаешь о какой-то там Римской империи, стена, тянущаяся среди пустынных холмов, представляется некоей границей. Границей как таковой. Краем. Обрывом. Она ставит тебя не перед лицом варваров, а перед самим собой. И точно так же поступает провинциальная Англия в целом. Это неправда, что большие города нас мучают, а деревня исцеляет. Они все, так или иначе, убаюкивают, уводят в сторону от самих себя. А стена, край, граница, провинция — наоборот, возвращают. Наверное, поэтому большинство путешественников предпочитают давно знакомый Лондон — так уютнее, но есть и те для кого дорога (и в особенности заштатный проселок) — в первую очередь возврат к себе. Настоящему.